Журнал "Зелёная стрела"
Меню раздела

Австрия. Страна, сады и люди

Поделиться

В конце лета, в августе «Зелёная стрела», надеюсь, вместе с вами, дорогие читатели, улетит в сады и питомники благословенной Австрии.

Вас ждут пять садов и четыре питомника.. Слова австрийского гимна лучшим образом характеризуют «много воспеваемую Австрию», как «край гор и вод, страну потоков, край пашен и седых соборов». Народ, как утверждает гимн, — «твоей красою очарован». Если очарованы те, у кого эти красоты постоянно перед глазами, то почему бы и нам, хотя бы на несколько дней не погрузиться в австрийский рай.

Страна на прекрасном голубом Дунае

Земли нынешней Австрии входили в состав Баварии и название «Восточная империя» впервые появилось в документе императора Оттона III от 996 года. Так, видимо, перевели с латыни название «Восточная марка» («марка» — граница, пограничная земля). В 1156 г. Австрия перестала быть «маркой», стала независимым государством. Название её также появилось благодаря латыни. На латинский манер исковеркано то же самое старонемецкое слово Ostarrichi отчего возникла путаница, ибо по-немецки «Ost», означает «восток», а латинское «Auster» — «юг». Всё началось с небольшого княжества в среднем течении Дуная. Со временем же Австрией стали называть все земли, которые входили во владение Габсбургской династии, которая с 1453 до 1806 года сохраняла корону Священной Римской империи. А это и Чехия, и Венгрия, и германские княжества, и Франция, и Нидерланды, и Испания, и её владения в Новом свете. Над той империей «никогда не заходило солнце». Правда, однажды, в 1529 году, когда 200-тысячное турецкое войско Сулеймана Великолепного подошло к Вене, солнце над ней чуть было не закатилось. Гарнизон и жители вынудили-таки турок отступить в Венгрию. Спустя полвека, в 1583 году огромная турецкая армия снова закрыла солнце над Веной. В этот раз спасение принесли немецкие и польские войска под началом польского короля Яна Собеского. Будете в Ватикане, в зале рядом с Сикстинской капеллой обратите внимание на огромное полотно кисти Яна Матейко, посвящённое этой битве.

Прошло время и солнца над империей всё-таки стало меньше, а затем и совсем мало. Земли и страны, одна за другой уходили. Два века назад осталась Австрия одна, владея, правда, Венгрией, Трансильванией, Хорватией, Словенией, Тосканой, Пармой, Моденой, Ломбардией, Венецией, южной частью Польши, Галицией, Буковиной.

Будем иметь ввиду, что общее для всех славянских языков слово «сад» может напомнить австрийцам неприятный факт их истории — битву при Садовой (Садова — деревня близ Градец-Кралова в Чехии) 3 июля 1866 года во время австро-прусской войны за первенство среди немецких государств, Пруссия выиграла и битву при Садове, и войну, и объединение Германии произошло под её началом. «Народное образование играет решающую роль в войне. Когда пруссаки побили австрийцев, это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем». Так написал в своей газете профессор из Лейпцига Оскар Пешель. Эту фразу затем исказили («войну выиграл прусский учитель») и приписали железному канцлеру Отто Бисмарку. 

В 1867 году в результате договорённости с венгерскими лидерами образовалась Австро-Венгерская монархия в главе с теми же Габсбургами. Стефан Цвейг писал: «…это был золотой век надёжности. Всё в нашей почти тысячелетней австрийской монархии, казалось, рассчитано на вечность, и государство — высший гарант этого постоянства… Всё прочно и незыблемо стояло на своих местах». В 1908 году Австро-Венгрия оккупировала бывшую турецкую провинцию Боснию и Герцеговину, где через 6 лет и прозвучал первый выстрел первой мировой войны — Гаврило Принцип, борец за освобождение своей страны из-под власти Австро-Венгрии, застрелил престолонаследника эрц-герцога Франца Фердинанда. Начав мировую войну, Какания, как в насмешку называл двуединую Австро-Венгрию писатель Франц Музиль, пошла на самоубийство и в 1918 году рухнула. Граф Чернин, императорский министр иностранных дел тоже отметился на этих похоронах, заявив, что «стрелки на циферблате Габсбургов остановились, и притом навсегда». После поражения для австрийских немцев, по выражению писательницы Ингеборг Бахман, осталось лишь «опереточное государство» с огромной водяночной головой — Веной — и смехотворно крохотным туловищем, государство, у которого не было настоящего, а по мнению многих, и будущего. 11 марта 1938 года состоялся «аншлюс», «в ту чёрную пятницу, когда была убита свобода Австрии» (Ф. Верфель. «Правдивая история о восстановленном кресте»). Австрия вошла в состав Третьего рейха. С. Цвейг, бежавший от ужасов войны в Южную Америку, писал: «Мы вынуждены признать правоту Фрейда, видевшего, что наша культура — лишь тонкий слой, который в любой момент может быть смят и прорван разрушительными силами, клокочущими под ним». В 1945 году после освобождения советскими, американскими и британскими войсками возникла Вторая республика, которой удалось вырваться из хитросплетений истории. 26 октября 1955 года Австрия заявила о постоянном нейтралитете, оккупационные войска покинули её территорию. Это решение, по оценке видного австрийского деятеля, бывшего Генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма, было правильным и принесло Австрии «небывалую политическую стабильность и высокое экономическое благосостояние». С этой миролюбивой, независимой, развитой экономически, богатой, культурной страной мы сегодня имеем дело. Кажется, небольшая страна, за день её можно проехать вдоль и поперёк, на карте мира её пальцем закроешь. Но проехать — не значит понять.

Проживающий на территории в 83 871 квадратный километр, т. е., примерно две Московских области, народ Австрийской Республики, числом 8,66 млн человек, может и подзабыл о былом имперском прошлом своего отечества. А вот пышные архитектурные памятники о нём напоминают. Хофбург видел поколения императоров, в соборе Святого Стефана князья возносили благодарственную молитву за спасение от османов, во дворце Лихновских играл Бетховен, у Эстегази гостил Гайдн.
Австрия, отказавшаяся от политических амбиций, желала главенствовать в искусстве. В своём блеске осталась столица — оплот двора, хранительница традиций. Город, заложенный римлянами для защиты латинской цивилизации от варваров, вобрал в себя все течения европейской культуры — немецкое, славянское, венгерское, испанское, итальянское, французское, фландрское. Он стал центром притяжения всех культурных сил, музыкальной столицей мира.

Вена росла медленно, органично расширяясь от центра. Она большая, но не гигантская, в ней меньше двух миллионов жителей. Она не оторвалась от природы. Её дома смотрят в Дунай или на широкую равнину, теряются в садах, полях или взбираются вверх по пологим холмам, обрамлённых лесами, которые уходят в сторону Альп. Природа и город растворяются друг в друге, по выражению С. Цвейга, «без противодействия и противоречия». 


Австрийцы. Великие и обыкновенные

Памятник-фонтан Августину, установленный в 1908 году недалеко от места его предполагаемого захоронения.

Не заглядывая в первобытные времена, укажем на кельтов, появившихся в Подунавье около 390 года до н. э. За ними сюда на 400 лет пришли римляне. В период распада Римской империи через эти территории прошли волнами германские племена. Алеманы и бавары определили германский характер страны. Затем появились славяне и заселили Нижнюю Австрию, Бургенланд, Штирию, Восточный Тироль и Каринтию. Меч Карла Великого и крест Рима позволили привести в чувство этих язычников. В результате ассимиляции германцев и славян появились австрийцы. Они заметно отличаются от немцев, гораздо ближе и понятнее нам. Австрийцы, например, не принимают всё слишком серьёзно. Законы, безукоризненно соблюдаемые немцами, для австрийцев важны, но не обязательны. Как и мы, они всегда могут найти причину и возможность уклониться от принятых норм. Мы не станем распространять эти свойства дальше того, что они могут перейти улицу на красный свет или в неположенном месте. Мыслят они гибко, любят импровизировать. Многие австрийцы могли бы подписаться под следующими словами Ингеборг Бахман: «Действуя, думая и чувствуя, мы порой стремимся доходить до крайностей. В нас живёт желание покинуть, поставленные нам пределы… Однако и внутри границ мы направляем свой взор на совершенное, невозможное, непостижимое, будь то любовь, свобода или чистое величие». В отношении крайностей мы очень похожи на них, но у них есть и много иных достоинств. В частности, австрийцы общительны, обходительны, вежливы, любезны, веселы, раскрепощены, любят веселье, вечеринки и кофе. В Вене, свидетельствовал С. Цвейг, как особое искусство культивировалось умение «музицировать, танцевать, играть в театре, беседовать, вести себя деликатно», с тактом». Собеседнику они уделяют максимум внимания. В разговоре избегают категоричности, даже в сложных ситуациях ведут себя сдержанно, ибо, по их мнению, «легко раздражаются только мелкие людишки». Немцы, правда, считают австрийскую вежливость «преувеличенной», «наигранной». У каждого австрийца своя любимая кофейня. Она для него как второй дом. Не случайна пословица «Там, где есть кофейные зёрна, там моя родина». Венцы — гурманы в кулинарии, заботятся о терпком, свежем пиве, пышных мучных изделиях и тортах. А ещё в Австрии любят вино, особенно шумно пьют молодое, мутное и недобродившее, не случайно, день первой пробы называется «штурм».Когда же оно становится прозрачным, его называют «хойриге» — «вино этого года». Скромные вылазки в виноградные пригороды столицы именуются «походами на молодое вино». Национальный герой милый Августин, певец и любитель выпить, всю эпидемию чумы 1678-1679 гг провёл в кафе, потому и выжил. Однажды ночью, возвращаясь с очередного пира во время чумы, Августин лишился чувств и свалился возле кирхи святого Ульриха. Похоронная команда приняла его за умершего и скинула в яму с трупами. Когда он пришёл в себя, то, якобы, стал играть на волынке, чем привлёк внимание прохожих, которые помогли ему выбраться на свет божий. Сообщение об этом происшествии попало в городскую хронику под названием «Битком набитый винный погребок». Благодаря «внутренней дезинфекции» певец умудрился не подхватить ни чуму, ни даже насморк. Он сочинил незатейливую песню о своих собственных похоронах, которая обогатила его репертуар. На стене одного из ресторанов в старой Вене можно прочитать, что «здесь впервые спел свою песню милый Августин». В песне описывается момент, когда «Августин лежит в грязи», «платья нет, трости нет». А волынка есть? Юмор заключается в том, что сочинитель делает поспешный вывод — «всё пропало», «даже богатая Вена пропала, как и Августин», а ведь «каждый день был праздником». Но и он, и слушатели точно знают, что и Августин останется жив, и Вена не пропадёт.

Аверс и реверс монеты «Ах, мой милый Августин», выпущенной Монетным двором Австрии в 2011 г.

Памятник Августину в Вене

«Представь мир букетом цветов».

Так поётся в народной песне. Флора, ландшафты, сады и парки Австрии мне, например, гораздо интереснее в устном народном творчестве, исторических документах, художественной литературе, чем в скучных описаниях узких специалистов. Писатель, поэт передаёт прочувствованное, пропущенное через себя. Много раз виденное, любимое, своё неизбежно и постоянно даёт знать. Кто не слышал о Венском лесе. Путеводитель сообщает, что это отрог Восточных Альп, площадью более 1250 квадратных километров, густые дубовые и буковые леса, «зелёные лёгкие» Вены. Верно, но точнее о нём сказано в народной песне: это мир чудес, сны юности, песнь ручья, трель соловья, тень дубрав, зелень и запах трав, звон ландыша, праздник весны.

Австрия — яркий цветок в букете. Она притягивает людей, едва ли не 20 млн. туристов со всего мира ежегодно. И нам она не далека, интересна. Австрийцы — большие любители природы и садоводства, сад цветёт в душах многих, если не большинства, из них. В давние лучшие времена на праздниках цветов триста тысяч «простых» людей в Пратере (парк длиною в 5 км) торжественно приветствовали великолепно украшенный цветами кортеж экипажей «верхних десяти тысяч». Цветы, как и всё, что источает цвет и музыку, здесь являются поводом для праздника. В начале прошлого века в качестве эмблемы принадлежности к пролетарской партии была красная гвоздика в петлице, а христианские социалисты ответили на это белой гвоздикой.

Музей австрийского садоводства

За века создано невероятное количество садов, и декоративных, и плодовых, и огромных, и небольших. О достижениях Австрии в садовом деле рассказывают экспозиции Музея садоводства в Вене, ежегодных садовых выставок в Брегенце, Зальцбурге, Инсбруке, Тульне. О том, чего добились и чем живут любители, знает Австрийское общество садоводства. Только в Вене и её окрестностях не меньше 850 садов и парков достойных внимания. Выделим лишь самые-самые. Начнём с тех, «где забавлялись властелины» (Р. Рильке). Императорская загородная резиденция Шёнбрунн («красивый источник») была построена в 1696-1713 гг на месте охотничьего имения Каттербург. В настоящее время это западная окраина Вены.

Сад Шёнбрунн.

Бернардо Беллотто. Дворец Шенбрунн в Вене

В виду того, что Шёнбрунн представляют, как вершину садового искусства Австрии, присматриваемся особенно внимательно. Невольно напрашиваются сравнения с Петродворцом, Царским Селом. В зародыше душим в себе поспешные выводы о том, что наше «село» лучше и пристально изучаем главный партер — Большой  цветник, «узорные клумбы». Редко где увидишь такие, как здесь стены аллей. Их образуют подстриженные деревья высотой до 12 м., многим из которых более 250 лет. За ними — камерные сады членов императорского дома, лабиринты и комнатки. Согласитесь, что рваться в покои императрицы неприлично, а вот поглядеть её садик, вполне достойно. В роскошной, размерами больше самого дворца, Пальмовой оранжерее отмечаем чугунное литьё и миртовый куст, подаренный на свадьбу Марии-Терезии визирем Османской империи. Ботанический сад, созданный в 1754 году, соединяет коллекции растений и ландшафтный парк XIX века.

Мартин ван Мейтенс. «Портрет императрицы Священной Римской Империи, эрцгерцогини Австрии Марии Терезии».

Грех, быть в Вене и не посетить Хофбург — зимнюю резиденцию Габсбургов. Это целый комплекс отдельных сооружений разных веков. Сейчас Хофбург — резиденция президента Австрийской Республики, а большинство из 2600 комнат комплекса отданы под музейные экспозиции. В императорских апартаментах сохранилась атмосфера их последних обитателей — эрцгерцога Франца Иосифа и его супруги Елизаветы Баварской, «простой» графини, императрицы Сиси. Часто бывала Сиси в находящемся рядом небольшом уютном и ухоженном Фольксгартене, где сейчас много сирени, роз и памятник ей. Одиночество и покой Сиси находила и в ландшафтном саду XVIII века Лаксенбург в 27 км южнее Вены с баронским замком, готическим мостом, изящным храмом Дианы.

Дворцовый парк Лаксенбург

Хофбург

Памятник Моцарту в парке Хофбург

Славный полководец Евгений Савойский (1663-1736), исповедовал спартанский образ жизни, но показал, что согласен и с общим мнением тогдашней элиты — «власть без роскоши смехотворна». Его летняя резиденция Бельведер роскошна. Замысел его прост и гениален — противопоставление двух зданий — величественного Верхнего Бельведера, возвышающегося на вершине холма, и более скромного — Нижнего. Между дворцами —французский сад. Бельведер — плод совместной деятельности архитектора и заказчика. На террасах разбиты цветочные партеры, устроены водоёмы с фонтанами, аллеи-берсо с павильонами. Темой многих украшений стали битвы, победы, герои.

Переход Евгения Савойского через Альпы — один из подвигов полководца во время войны за Испанское наследство. Гравюра по меди.

Сад, как место уединения принца, который любил не только баталии. Савойский глубоко вникал и в дела садовые, конечно, не совсем уподобляясь императору Диоклетиану, преданному разведению спаржи куда больше, чем имперским заботам. Тем не менее, он изучал фауну и флору, способствовал, например, изданию в 1728 году книги ботаника Пьера Антонио Мичели (1679-1737). В знак благодарности Мичели назвал суринамскую вишню, дерево из миртовых, в честь принца —Eugenia uniflora, или Eugenia indica. А подарок Савойского — гербарий растений Германии Мичели сохранил, он представлен ныне в ботаническом музее Флоренции. Из всех своих походов, полководец передавал уникальные растения, которые составили богатую коллекцию. Возможно, самое большое скопление народа в садах Бельведера собралось 15 мая 1955 года, когда в мраморном зале дворца министры иностранных дел СССР, США, Англии и Франции, как стран-победительниц во второй мировой войне и Леопольд Фигль, министр иностранных дел Австрии торжественно подписали австрийский Государственный договор.  В 50 км от Вены находится замок Хоф, бывшая загородная резиденция Савойского с барочным садом с фонтанами, скульптурами, цветниками. Особое великолепие замку придаёт сад из 7 террас, спускающихся к реке Марх, левому притоку Дуная. Великолепен и дворцовый парк замка Эстерхази в Айзенштадте с храмом Леопольдины, который украшает мраморная статуя этой принцессы работы Антонио Канова.

Бельведер

Верхний Бельведер

Нижний Бельведер

Вид Вены из Бельведера

Под Зальцбургом находится «чудо садовой архитектуры» — дворцовый парк Хелльбрунн, начало которому было положено ещё в 1610-е годы. Из города к нему ведёт аллея трёхсотлетних дубов. Здесь собственно три сада — большой природный, французский барочный партер с водными сооружениями и у дома маньеристский в стиле рококо. Сад Мирабель в Зальцбурге с оранжереей, Музеем барокко, розарием и гротескным «Садом гномов». В Инсбруке ещё в 1410 году был разбит дворцовый сад Хофгартен.

Парк Хофгартен в Инсбруке

Ныне бывший императорско-королевский сад Габсбургов, вместе с камерным и английским садом, является достоянием Австрийской Республики. Недалеко от Инсбрука находится придворный парк Амбрас, с неизменной на протяжении четырёх веков структурой: заповедник, ландшафтный парк и сад Койхенгарден. Зальцбургский музей под открытым небом Фрейлихт организовали несколько местных фермеров. Там они выращивают фрукты, овощи, зелень, лекарственные растения. Парк Доблхоф в городе Баден на востоке страны гордится самой большой коллекцией роз — 30 тысяч кустов, около 600 сортов и видов. В её основе — собрание роз известного садовода Рудольфа Гешвинда, в т. ч. сорта его селекции.

Розарий в парке Доблхоф.

‘Geschwinds Orden’ (HM, Geschwind, 1886

Во всём мире известно сейчас имя фермера Зеппа Хольцера, основателя направления в земледелии, которое получило название «пермакультуры», т. е. «устойчивое сельское хозяйство». Её создатель уверяет, что если жить в согласии с природой, то можно обеспечить продовольствием как минимум в три раза больше населения, чем сегодня живёт на земном шаре. Поместье Хольцера Краметерхоф расположено в горах на высоте 1300 м над уровнем моря, условия там непростые, но название «австрийская Сибирь», скорее для красного словца. Отовсюду, и из России тоже, едут туда последователи, чтобы своими глазами увидеть земельные гряды, кратерные сады и пруды на склонах, пообщаться с Хольцером, понять и что возможно перенять.

Вена дарит цветы миру

Обширные международные контакты империи Габсбургов способствовали тому, что в её садах всё чаще стали появляться неведомые прежде растения. В середине XVI века в сады Вены и оттуда далее в Европу проникли из Стамбула новые виды декоративных растений, из которых особенно замечательны — сирень, каштан конский и тюльпан. Это заслуга в первую очередь Ожье Жислена де Бусбека (1522-1592), который в 1554-1562 гг был послом Фердинанда I при дворе Сулеймана I Великолепного. В турецкой столице он занимался не только дипломатией, но живо интересовался растениями тамошних садов, доставшихся туркам от Византии, и на которые те смотрели как на драгоценное наследие. Особое его внимание привлекли тюльпановые ковры в садах султана, «лилак» (сирень) и левкой. Он употребил все усилия, для того, чтобы доставить эти растения в Вену и посадить их в своём маленьком саду. Именно там, как свидетельствует А. Кёрнер, весной 1589 года «лилак», Syringa vulgaris, которую тогда называли «турецкой калиной», зацвёл в Вене в первый раз. Из Вены этот кустарник распространялся из города в город, из страны в страну. Семена конского каштана Бусбек в 1559 году передал в Вену, где из них вырастили первые деревья. Из доставленных в то время в венские сады зацвели в первый раз рябчик императорский Frittilaria imperialis в 1580 г, рябчик персидский Frittilaria persica в 1581 г, а мышиный гиацинт Muscari moschatum в 1556 г. Особенный восторг вызвал тюльпан Геснера (Tulipa gesneriana), развернувший свои первые лепестки в Аугсбурге в 1559 году, а затем быстро получивший права гражданства в немецких и голландских садах.

Соединение в Вене двух звёзд принесло великую пользу европейскому садоводству. Когда Бусбек передавал растения, в Вене действовал Карл Клузиус (1526-1609), назначенный императором Максимиллианом II придворным ботаником. Кроме того, Клузиус был одним из основоположников «голландского садового стиля». Он, «старался по возможности культивировать в саду каждое растение и пояснить его описание рисунком», поддерживал связи с полусотней ботаников и садоводов-любителей, сам развёл сад альпийских растений и побудил своего друга Айхгольца к устройству в Вене второго подобного же сада, высылал своим друзьям в Германии и Голландии многочисленные декоративные растения, находимые в Австрии, особенно в Альпах. Превосходно, например, принялись на голландской земле примулы — ушковидная Primula auricula и опушённая Primula pubescens. Они стали родоначальниками культуры первоцветов, которая занимает заметное место в истории цветоводства.

С Ближнего Востока и Малой Азии через Вену в Европу попали гибискус сирийский, множество гиацинтов, лилий, нарциссов, ирисов, 21 сорт роз, в т. ч. роза дамасская, под названием «махровой раковистой розы», 11 пионов и 50 тюльпанов. В это же время появились растения из Америки, а затем, в середине XVIII века — из Китая и Японии (анемоны, дицентра, хризантемы, керрия, дейция, гинкго. В Шёнбрунне был устроен ботанический сад, снаряжено «на императорский счёт» не менее четырёх экспедиций за тропическими растениями, главным образом пальмами. Одной из первых пальм, распустивших свои цветы в Европе, была так называемая пальма Марии-Терезии. Правда, отцвела пальма в 1695 году и вскоре после плодоношения погибла                                     

Две сказки Венского леса.

Сигизмунд Герберштейн (1486-1566) в качестве посланника австрийского эрцгерцога дважды в 1516 и 1526 годах посетил Русское государство, выступая посредником в мирных переговорах Москвы и Великого княжества Литовского. И, хотя ему не удалось склонить Василия III к миру с Литвой для совместной борьбы против турок и заключить вечный мир, он хорошо изучил страну пребывания и в 1549 году издал «Записки о Московии», которые долго служили для европейцев основным источником знаний о России. Они действительно содержат весьма подробные сведения по истории Руси, её правителях, включая Ивана Грозного, о государственном устройстве, воинском вооружении и обычаях, хозяйстве, быте. Рассказано о княжествах, городах, реках, населяющих Московию и соседних народах. Перечитал «Записки» и подумал, что немногие наши соотечественники, даже с высшим образованием, вооружённые книгами, телевизорами, интернетом, спустя 500 лет знают так много о своей стране, как австриец Герберштейн узнал о ней за два приезда, находясь здесь в общей сложности чуть больше года. Хотя Герберштейн, подобно прочим европейцам, и считал московитов «диким народом», который «находит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе», мы не станем, как сейчас принято, заносить его в число «русофобов». Видимо, благодаря этому русский государь «властью, которую он имеет над своими подданными, далеко превосходит всех монархов целого мира». Увиденное в великом и богатом Русском государстве, автор описывает подробно, точно и вполне благожелательно, используя при этом всю палитру красок, не одну чёрную. 
Из первой поездки, среди прочего, Герберштейн «довёз из Москвы в целости двое саней», которые в Вене были в диковинку. Примерно такой, как ножная швейная машинка «Зингер», которую в 1920 году мой дедушка привёз в украинское село из Австрии, где четыре года был в плену. Как он её, тяжеленную и громоздкую, транспортировал, я не представляю. Долго он потом строчил на ней «серяки» и прочую одежду из грубой шерстяной ткани, но после него никто не занялся швейным делом, и машинка стояла как напоминание о деде, о прошлом.
Обратим своё внимание на два близких нам момента. Герберштейн замечает и отмечает в своей книге не только суровый климат нашего края, но и природу, леса, сельское хозяйство. Вспоминает, что в приезд 1526 года видел, «как от зимней стужи прошлого года совершенно погибли ветки плодовых деревьев» … Иногда после такой стужи приходит чрезмерный зной, «как это было в 1525 году, когда жаром были выжжены почти все посевы, и следствием этой засухи явилась дороговизна на хлеб. Часто можно было видеть, как загорались деревни, леса, хлеба». Страна, по мнению гостя, «достаточно возделана трудами и усердием земледельцев», имеет «изобилие хлеба и обыкновенных овощей». «С особой заботливостью и усердием» московиты сажают дыни». Герберштейн подробно, под стать современному дачному журналу, описывает технологию их выращивания на высоких грядках. Кроме того, что произрастает, пишет он, остальное привозится из других областей. Нельзя, например, «найти черешни и орехов, за исключением, впрочем, лесных. Плоды других деревьев у них, правда, имеются, но невкусные». Возможно, австрийцу довелось попробовать нашу кислую вишню, которая ему не понравилась. Но, как говориться «чем богаты», а «на вкус и цвет» и у нас товарищей нет. Если бы он привёз нам на пробу каштаны, которых ему не удалось обнаружить на Москве-реке, то нам бы, точно, они тоже не понравились. У нас такие жёлуди только свиньи едят.
Гильберштейн указывает, например, что от Смоленска в направлении Дубровно леса почти сплошь липовые — прекрасная пища для пчёл, дающих вкусный мёд. Там же в Смоленске замечает, что крепость окружена рвами, а в них «острые колья, которые защищают от нападения врага». «Подобные колья в Австрии забивают в виноградниках; только здесь они толще, короче и стоят более тесно».
Почти четыреста лет спустя Россию дважды — весной 1899 года и летом 1900, посещает ещё один великий австриец — поэт Райнер Мария Рильке (1875-1926), вместе с русско-немецкой писательницей и философом Лу Андреас-Саломе, родившейся в Петербурге. В первый раз они посетили две столицы, а во второй ещё и Тулу, и Ясную Поляну, Киев, Канев, Кременчуг, Полтаву, Харьков, Воронеж, Саратов, Симбирск, Казань, Нижний Новгород, Ярославль. О путешествии по Волге он писал, что это «спокойно катящееся море», «всё видишь в новом измерении. И понимаешь: земля велика, вода есть нечто ещё более великое, но особенно велико небо. Всё, что я видел до этого, было лишь представлением о стране, реке, мире. Здесь же всё в натуральную величину. У меня такое ощущение, как будто я увидел работу Творца». Надо было Рильке приехать издалёка, чтобы обратить наше внимание на дивные виды, на которые мы, порой, и внимания не обращаем, считая, что чудесное может быть только за морем. Россию он называл после этого своей духовной родиной, «основой своего восприятия и опыта». Поездки в Россию вдохновили Рильке на стихи, составившие сборник «Часослов». В них он, «самый робкий из Его рабов», обратился к Богу, который возьмёт «цветущий сад былого и красу распавшихся небес… осень, пышною завесой, лежащую на памяти поэта, и зиму, выходящую из леса сироткою задолго до рассвета… и Лавру, и Сибирь, и спрятанный под землю монастырь под Киевом, цветущим и зелёным, возьмёшь Москву с первопрестольным звоном».
Рильке — тонкий наблюдатель. Перечитывая его, мы учимся замечать, как вечер, «ложась на ветви сада бахромой», медленно сменяет одежды, и когда «деревья складками коры» начинают говорить об ураганах, начинаем понимать, что «всё, что мы побеждаем, — малость, нас унижает наш успех. Необычайность, небывалость зовёт борцов совсем не тех». Рильке ведёт нас к саду и предлагает, когда прольётся свет луны «прильнём к узору стрельчатой ограды, чьей тенью с садом мы разлучены». Сейчас «в нём нет детей, нарядов, светотени, сейчас он одинок в своём цветенье», а белых статуй ряд чуть шевелится во тьме аллеи, они «стали мраморнее и светлее», и «аромат цветов течёт к ограде». Он думает о липе, о «милом дереве моём», смотрит, «где бы розу поалее для букета мне сыскать? Девушку, что всех милее, в светлой липовой аллее я хотел бы повстречать». Поэт готов стать «садом, чтобы у фонтанов мечты к цветам взлетались в свежий ворох», мечтает получить «домик с цветами» с замшело-плюшевой крышей, и чтоб в саду, «в снежных зарослях жасмина скитался робкий мотылёк».

Природа, сады и ландшафты Австрии в стихах и прозе.

Австрийцы, как видно из следующих слов народной песни, ясно выражались на языке цветов: «Две фиалки твои глазки, две розы твои щёчки — сорвал бы я твои цветочки не стану отпираться». Вот Стефан Цвейг в романе «Нетерпение сердца», описывая портрет «кареглазого задорного» «хорошенького» создания, сравнивает её глаза с каштанами. Когда девушка смеётся, герою даже почудилось, «будто они потрескивают, как на жаровне». Её прелестные ушки «совсем как розовые цикламены во мху», а обнажённые руки, «наверно, мягкие и гладкие, как очищенный персик». Влюбившись и желая сделать своей барышне приятное, этот герой на всё своё жалование покупает огромную корзину роз, все, какие были в цветочной лавке. Это по-австрийски! Этот же герой Цвейга знакомит нас со старинной дворянской усадьбой, обнесённой высокой каменной оградой. Представляет дом — продолговатое одноэтажное здание в стиле позднего барокко. Он окрашен «на староавстрийский манер: стены — шёнбрунской жёлтой, а оконные ставни — зелёной». Герой разглядывает дом и двор через овальные отверстия в садовой стене, которые называются «бычьи глаза». К воротам ведёт «посыпанная гравием аллея между шпалерами ровно подстриженных деревьев».

Климат Австрии в сравнении с нашим — благодатный. Весна ранняя, осень поздняя, зима мягкая, лето очень тёплое. Тем не менее, и там тонко организованные натуры, вроде поэта-романтика Николауса Ленау (1802-1850), с огорчением воспринимают приход осени, когда «смолкли птицы, ветра свист», «в поле стал пастись туман, бесприютный холод бродит… в голой роще, вдоль полян веет скорбью… улетают журавли с промерзающего луга». А уж дальше и вовсе ужас — «словно смерть, идёт зима». Поэт, взглянув на птиц, встрепенулся, его сердце стало рваться вдаль, «к берегам иной земли», где снова встретит весну. Австрийская флора остаётся на месте и надеется, что зима, как обычно, будет щадящей и недолгой. А там снова придёт весна, которая вплетёт «в убор весёлый мая ручьёв живые жемчуга», рассыплет «сотни роз живых». А ещё Ленау сокрушался и жаловался весне, что «землю роя, лес губя» «рельсы так и прут», что для них «скошен старый бор», что «поезд пулей полетит», а «он цветов не пощадит, набожность убьёт». Почти два века прошло. Того старого бора, конечно, нет, но остались другие, были посажены новые, которые уже тоже давно состарились. Ни один поезд, конечно же, не привозит людей в «райский сад», но жизнь людям облегчает и радость нередко дарит.

О том, как в Вену приходит весна и как она переходит в лето расскажет нам Хамийто фон Додерер (1896-1966). «Хорошая погода совершила прорыв, нападение, захват со всех сторон. Подобно тому как осаждённый, штурмуемый город в былые времена, едва противнику в одном-единственном месте удалось перемахнуть через крепостную стену, уже видел его кишащую пестроту на всех своих улицах». Сумрачное и влажное отражение неба крошится и отпадает кусок за куском, «распахиваются залитые солнцем площади, убывает сырость, вспыхивают светлой зеленью сады. Уже на другой день стало совсем тепло, а на третий жарко — быстрота, которой искони отличалась весна в Вене».

А теперь понаблюдаем с Додерером, как весна переходит в лето. «Весна крепнет день ото дня, ещё немного и наступит жара. Весна будоражит людей, дома лопаются, как почки, через раскрытые двери и окна повсюду гуляют сквозняки… Тонкая пелена первой зелени трепещет перед жёлто-серыми фасадами домов и на дальних холмах, где встрёпанные космы по-зимнему сквозистых древесных крон густеют и оживают вновь. И всё же весна длится всего мгновение, которое ещё никому не дано было удержать. Вот уже под нежно-прозрачной зеленью приоткрывается тёмная сердцевина зрелости. Вечера делаются почти по-летнему тёплыми, но пока всё ещё только цветёт». 

Небольшая чёрно-белая картинка по рассказу Ингеборг Бахман (1926-1973) «Детство и отрочество в австрийском городе». Действие происходит в 1930-е годы. У театра дерево перед тёмно-красным вишенником, никогда не приносящим плодов, «осень разожгла до такой яркости, такое это непомерное золотое пятно, что кажется, будто видишь факел, оброненный на лету ангелом. Вот он и пылает, и ни осенний ветер, ни мороз не могут его загасить». А город с бледными, невыспавшимися домами… На окраинах поля, большие садоводства, с которых годами собирают урожаи брюквы, капусты и бобов — бедняцкого хлеба. Дети слушают про гору Синайскую и видят перед собой гору Ульрихсберг, где склоны засажены брюквой, где лиственницы и сосны, гору, поросшую можжевельником и терновником, они жуют щавель и грызут початки кукурузы раньше, чем те успеют вызреть. Через время семья переезжает на другую улицу. По ней ходит горластый трамвай. Теперь им принадлежит сад, где перед домом высажены розы, а за домом растут невысокие яблоньки и кусты смородины. Деревья не выше, чем дети. Им расти вместе. В палисаднике растут кусты сирени и калины, флоксы. Им приходится перебирать яблоки, хранящиеся в подвале. Отбраковывают подгнившие, а они постоянно появляются. Им уже и запах яблок не нравится, дети мечтают о чужеземных, запретных плодах. Они не любят яблок, не любят родственников и воскресений, когда им нужно гулять по Крестовой горе по-над домом, угадывая названия цветов, названия птиц. В том давнем городе сердце взрослого уже человека не трогают ни липы, ни бирючина, ни сады с розами и золотым дождём. Что-то всколыхнётся в нём, лишь когда дерево перед театром являет своё чудо, когда вспыхивает факел. Как здраво размышляет герой рассказа «Тридцатый год». Посадить дерево, вырастить ребёнка. Это было бы неплохо. Особенно посадить дерево. Глядеть на него во все времена года, наблюдать, как увеличивается на нём число годовых колец, как карабкаются вверх по стволу твои дети. Собирать урожай. Яблок. Он настаивает именно на яблоне, хотя яблок и в рот не берёт. И вот ещё: сын. Хорошо бы иметь сына». Поэтесса Бахман знает, как красив цвет миндаля, но сомневается: «Должна ли я украшать свои метафоры веточкой цветущего миндаля?» (стихотворение «Никаких изысков».

У Германа Броха (1886-1951) в романе «Невиновные» есть баллада о «пчелином деде». Её герой, прежде всегда живший «в мире ремесла и … на пороге творчества», приближаясь с каждым днём к естеству бытия, «переступил пределы того и другого», «стал странствующим мастером и учил людей пчеловодству, сооружению ульев и уходу за ними, учил как использовать искусственные и натуральные соты, переселять рои, подсаживать матку, извлекать погибший рой, объяснял, как влияют садовые и полевые растения на различия в сортах и качестве мёда». Он ходил от двора к двору, показывал, рассказывал. «Это было его дело, им он занимался, оно заполняло его жизнь, он сам был им и не хотел быть ничем иным».

Франц Верфель (1890-1945), так описывает новейшую, беднейшую и во многих отношениях страннейшую провинцию Австрии — Бургенланд, что на границе с Венгрией: там «почти азиатская тоска резко контрастирует с простором и мягкой красотой австрийского пейзажа. По виду этих сёл никто не заподозрил бы близкого соседства Вены и благородного царства Альп».

Автор изысканных стихов Теодор Крамер (1897-1958) свидетельствует, что он и мир земной, сельское хозяйство знает досконально. Вот летняя картинка: «В дни, когда понатыкано пугал в хлеба и окучена вся свекловица в бороздах… волнуется хлеб от межи до межи… трепещут колючей листвой бодяки». А в «Годе винограда» описан полный цикл работ: лоза в цвету… я коротаю год при виноградне, определён деревней в сторожа… почую холод — силу собираю, зову сельчан, вовсю трублю в рожок: раскладывайте, мол, костры по краю, палите всё, что просится в разжог, зрелеют грозди, множится прибыток, — тычины подставляю; где пора, сметаю с листьев и давлю улиток… созрели грозды, и летать не впору объевшемуся ягодой скворцу; пусть виноградарь приступает к сбору…

Надо признать, что и в утопающей в садах Австрии, находятся именитые люди, которые, подобно поэту Гуго фон Гофмансталю (1874-1929) сожалеют о «цветах, которые я не посадил». Например, биография основателя психоанализа Зигмунда Фрейда тоже не отмечена подвигами на садовой ниве. Известно только, что в одном из интервью, данных им в год своего 70-летия, он, показывая на растения у венского дома, сказал, что его «гораздо больше интересуют эти цветы, чем то, что может случиться со мной после смерти». Из растений в саду, расположенном рядом с его последним убежищем в Лондоне, он особо выделял красную герань, розы, клематисы, гортензии, сливу и миндаль. Туда же, в доме в Хэмпстеде, уехала и легендарная кушетка, на которой Фрейд принимал пациентов. А вот музей его в доме №13 на Берггассе в Вене, где он прожил почти всю свою жизнь, до лета 2020 года закрыт на ремонт. Мы всё-таки упомянем выдающегося венца, хотя бы за то, что чтил нашего Достоевского. Фрейд считал, что место его, как писателя «в одном ряду с Шекспиром», а «Братья Карамазовы» — величайший роман из всех, когда-либо написанных, а «Легенда о Великом Инквизиторе» — одно из величайших достижений мировой литературы, переоценить которое невозможно». Правда, Фрейд указывает слабость нашего гения, как моралиста, который «то грешит, то, раскаиваясь, ставит себе высокие нравственные цели». Тем самым, делает вывод Фрейд, — он «слишком удобно для себя строит свою жизнь». Так поступали варвары эпохи переселения народов, и Иван Грозный, — «убивавшие и затем каявшиеся». «Эта сделка с совестью, характерная русская черта». Предлагаю читателям покопаться в себе и, возможно, нам удастся отвести огульные обвинения психоаналитика.

Почти ничего неизвестно нам и о достижениях в садоводстве трёх поколений Штраусов — Иоганна Старшего (1804-1849), Иоганна Второго (1825-1899) и Эдуарда (1835-1916). Зато первый Иоганн в 1826 г исполнил в садах Цвейг Таубена «Таубенский вальс». А вальсы «На прекрасном голубом Дунае» и «Сказки Венского леса» Иоганна-младшего на весь мир прославили садовую Вену. Весне он посвятил вальс «Прекрасный май», королеве цветов — «Розы с юга». Почувствовав, видимо, что он в долгу перед природой, уже в последние свои годы Штраус создаёт оперетты «Яблочный праздник» и «Ясменник душистый». 

Особо популярна кадриль с тем же названием, как и последняя оперетта Штрауса. Дело не только в прекрасной музыке, но и в отношении австрийцев к растению ясменник, он же подмаренник душистый (Galium или Asperula odoratum). Мы уже встречали её в датских лесах. «Эта травка, — пишет в «Жизни растений» выдающийся австрийский ботаник Антон фон Кёрнер, — содержит в себе кумарин, растворяющийся в спирте и придающий вину особый вкус. Из этого растения приготовляют «майский напиток». Великий ботаник рассказывает, как весной 1869 года его в Инсбруке посетил поэт Генри Лонгфелло. В ботаническом саду он попросил показать ему ясминник и рассказал, как готовят «майский напиток». К тому времени в саду ясминник уже отцвёл, но Кёрнер поднялся в горы, в буковом лесу набрал цветов и пригласил поэта на стакан вина. Майское винопитие и почтенный старец из США запомнились маленькой тогда дочери Кёрнера Аделаиде. Спустя три десятилетия она написала картину с изображением того растения.

Ясменник в буковом лесу. Акварель Аделаиды фон Кёрнер

Самое прямое отношение к природе имеет архитектор Фриденсрайх Хундертвассер (1928-2000), «икона экологистов», «волшебник растительности», который хотел, чтобы дом стал для человека весёлым и полностью безопасным личным пространством, обустроенном «по размеру и по вкусу его владельца».

Дом Хундертвассера в Вене.

Он считал, что мы должны учить язык природы, для того, чтобы понимать его, что выделить деревьям и траве место в доме и на нём — значит, возместить хоть как-то тот урон, который индустриальное общество наносит природе. В 1986 году на открытие жилого дома, построенного по проекту Хундертвассера по заказу венских властей, и который носит теперь имя своего создателя, собралось 70 тысяч человек. Немало, даже если предположить, что тогда собрались все до единого поклонники этой экстравагантной личности. Многих шокировали его бесконечные выходки, другие не принимают его стиль, но никто не скажет, что это не оригинально. Непременно повидайте это необычное здание. Тем более, что в центре Вены есть ещё и экологически чистый мусоросжигательный завод, похожий на дворец. Опять же, благодаря Хундертвассеру. И музей архитектора. Сам он похоронен в соответствии с его волей и в гармонии с природой в своём новозеландском поместье, в саду Счастливых мертвецов под тюльпанным деревом. 

Мусоросжигательный завод в центре Вены, построенный в 1992 году по проекту Ф. Хундертвассера.

Венский дом искусств. (Музей Хундертвассера).

 

Чёрные гербовые австрийские орлы


1. До 1806года существовала Священная Римская империя с Габсбургами во главе. Это её герб.

 


2. Вот герб Австрийской империи 1815 год.

3. В 1867 году возникла Австро-Венгерская монархия со своим Императорско-Королевским гербом.

4. Вот большой герб Австрийской империи 1915 года.

5. Вот герб Австрийской Республики 1919 год.

6. В 1934 году герб снова изменили — сняли корону, убрали серп и молот, а орлу добавили голову.

7. В 1938 году после аншлюса герб был отменён и восстановлен после освобождения в 1945 году — одноглавый орёл с короной, разорванной цепью, серпом и молотом. Так он выглядит сегодня.

Давно пора бы поставить точку, что я наконец-то делаю, хотя и остаются ещё не упомянутыми десятки достойных австрийских садов и имён. Вот коротко о самом интересном, малая часть того, что вы увидите и откроете для себя в садовой Австрии.

Автор: