Журнал "Зелёная стрела"
Меню раздела

Мы все равно вернемся в Италию в 2021 году!

Поделиться

В Италию, в волшебный край, в рай полуденной природы понесётся «Зелёная стрела» в 2021 году - к горам и долам, садам и виллам, полям и питомникам. Вы увидите Ломбардию, Тоскану, Эмилию-Романью, «те горы, что разрезают Италию надвое, и те что отгораживают её» (Ариосто). Вас ждёт страна великого прошлого и цветущего настоящего, с 60-миллионным народом, близким и во многом схожем с нами. Многое из того, что было рождено на её земле, присутствует в нашей жизни, даже если мы не догадываемся о его происхождении.

Ландшафтный тур в Италию с Зеленой стрелой

Не зная языка, мы услышим в итальянской речи с детства известные нам слова, в Милане или Вероне увидим привычные по Кремлю «ласточкины хвосты». Чтобы лучше понять то, что мы уже знаем об Италии, то, что кому-то уже довелось там увидеть, и то, что ещё предстоит встретить, очень полезно оглянуться назад, в прошлое.

Ландшафты и сады Италии

Всё, что ни бывает в мире, в каждое время перекликается с древними временами на свой особый лад. (Никколо Макиавелли)

Поначалу в жизни нашей было всё не так, как надо. Много сил вложили люди, чтобы сделать землю садом». (Джанни Родари. Всеобщая история)

Италия очень современная. Она впереди в области моды, дизайна, архитектуры, оперного пения. А в Италии впереди всех Милан. Есть, конечно, и другие передовики. Опять же, «Феррари» разные. Однако и древность встречается там на каждом шагу. Италия выросла и стоит на камнях и костях Рима, который сам начинался с покрытых соломой хижин, непритязательных глинобитных жилищ. Камень и кирпич стали использовать, когда в Рим начали стекаться богатства с Востока и Запада, когда римская культура подверглась влиянию греческой, когда, как написал грамматик Порций Лицин, «поступью крылатой муза в край пришла суровых, диких Ромула сынов».

Когда Рим непосредственно соприкоснулся с Балканской Грецией и греческая культура хлынула широким потоком, почва там уже была подготовлена и всё новое активно усваивалось. Римляне заимствовали у греков архитектуру и садоводство, вывезли от них десятки тысяч произведений искусства. Потом Август гордо заявит, что «принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным». После него, чтобы, «наконец, жить по-человечески», Нерон на 100 гектарах воздвигает дворцово-парковый комплекс «Золотой дом». Роскошь стала привычной, потому всеобщее изумление, по словам историка Тацита, вызывал не столько громадный дворец с золочёной крышей, сколько «луга, пруды, разбросанные, словно в сельском уединении, леса, пустоши, с которых открывались далёкие виды». То были смелые проекты «посредством искусства добиться того, в чём отказала природа». С растениями римлянин встречался уже в своём доме, в атриуме — помещении со скошенной внутрь крышей, которая обычно опиралась на 4 колонны, а бывало и на 16. У греков позаимствовали перистиль — заднее отделение дома, двор или сад, окружённый колоннами. Наличие приличного сада вдвое увеличивало цену дома.

Долг римлянина — «полновластно народами править», «предписывать мира законы», «всех покорённых щадить и силой сломить непокорных» (Вергилий).

Рим жил войнами, римляне «предназначали себя к войне и считали её единственным истинным искусством» (Ш. Монтескьё). Завоёванные земли именовались «поместьями римского народа», хотя по-настоящему земля могла быть покорена только плугом. В войну, обычно, не до садов, но они, как правило, шли далеко от Рима и сады его мирно росли и цвели. Когда Цезарь, например, воевал галлов и англов, Цицерон на самом красивом месте в Риме — Палатине возвёл дом — мощёный портик длиной 300 футов, комнаты, обширнейший перистиль с водоёмом и фонтаном. Архитектор Витрувий сетовал, что уже при Августе в Риме остро ощущалась нехватка свободной для возведения построек земли, ибо город со всех сторон был окружён садами и виллами. Потому перистили и крыши были засажены деревьями и кустами.

Вилла д'Эсте

«Виллы растоптали хлеб мраморной пятой» (А. Дюма).

Городской комфорт и сельский образ жизни соединяли виллы, в основном повторявшие планировку римского дома. Строили их на прекрасных холмах сперва в Риме, затем в пригородах и далее в Кампаньи, Лации, Тоскане. Загородная усадьба делилась на хозяйственную и господскую части. В ветхозаветных усадьбах, раскопанных археологами, господская половина представлена двумя-тремя скромными комнатами, а хозяйственные постройки обширны. Но уже Варрон жалуется, что «теперь строят в соответствии со своими прихотями, стараются, чтобы господская половина была как можно больше и роскошнее, и состязаются в этом с Метеллом и Лукуллом, выстроивших на горе государству свои усадьбы». И Плиний с укоризной поминает усадьбу Лукулла, мол, было время, когда за такую усадьбу цензор делал выговор хозяину, потому что «там больше подметали, чем пахали». Гораций жалуется, дескать, скоро роскошные здания оставят мало места для плуга, везде появятся искусственные пруды обширнее лукринского озера, и одинокий платан превзойдёт вязы (т. е. парки вытеснят виноградники), а на месте оливковых рощ возникнут увеселительные парки.

Впрочем, император «Божественный Август» сорок лет жил в скромном доме на Палатине. Свою верхнюю комнатку он называл «Сиракузами» и «мастеровушкой», виллы украшал не статуями и картинами, а террасами и рощами. Нерон создал своё поместье с виллой в Сублаквее, в 45 милях от Рима, в узкой долине реки Аниен, где скалы почти отвесно ниспадают к реке. Выбор столь зачаровывающего своей суровостью пейзажа, свидетельствует, что и этот безумец был восприимчив к красоте природы. Вельможи римские, по-пушкински говоря, так и норовили отправиться «в великолепный мрак» своего или чужого сада. «В тени порфирных бань и мраморных палат» они встречали закат, и свой, и империи. 

Садовое искусство стало первым проявлением умения жить в роскоши.

Вилла Адриана в Тиволи — «царица императорских вилл античного мира» (Ланчани). Там были скопированы не только интересные здания, которые Адриан видел в Греции и Египте, но и прекрасные ландшафты, как реальные, так и мифические. Многие усадьбы поражают роскошью и говорят о садовых делах.

Фреска из виллы Ливии, жены императора Августа

Например, вилла «У белых кур» Ливии, жены императора Августа, известна великолепными фресками с изображениями роз, гранатов, айвы, лавра, кедра, кипариса, олеандра, почти 30 видов птиц. А ещё её украсила легенда, по которой Ливии на колени упала белая курица. Её уронил орёл, зато курица крепко держала в клюве веточку лавра. Отдала она веточку Ливии, та посадила её, выросла на том месте целая роща и всем императорам хватило на лавровые венки.

Тысячу лет затем античность была в забвении. Эпоха Возрождения преобразила сады Италии. В них воцарились «порядок с пышным устройством», причудливые лабиринты и фонтаны, «их блеск всю Францию мгновенно ослепил» (Делиль). Достаточно вспомнить архитектора Пирро Лигорио, создавшего виллу в Тиволи для кардинала Ипполито д’Эсте II, парковый ансамбль дворца Колона в Риме и сад Пия в Ватиканских садах.

Вернёмся в прошлое, заглянем к Катуллу.

«Зелёная стрела» будет в Милане. Рядом Верона и озеро Гарда. Там ещё дед поэта выстроил виллу из светлого камня по римскому образцу. В перистиле цветут розы, стены пристроек тёмно-зелёным ковром покрывает плющ. Хозяйничает на вилле отец, земли сдаёт в аренду, что выгоднее, чем кормить три десятка нерадивых рабов. Хромой садовник «сажает возле виллы мирты и упорно прививает к сливе черенки персика». Катулл разбирается со стариком, сын которого привёз кольев и подвязочного ивняка для виноградника. Крестьяне нарядные, в венках, собирают виноград, распевая старинные песни. Сам Катулл налаживает пресс в давильне, выбирает амфоры, годные для хранения молодого вина.

Приличные римляне, как видим, предпочитали сельскую жизнь.

«Образец скромности» Квинктий Цинциннат был призван к диктатуре от плуга и затем, сложив знаки своего звания, которые он, победитель, отдал поспешнее, чем принял, как полководец, вернулся к тем же самым волам на дедовскую усадебку в 4 югера (1,2 га). Фабриций и Курий Дентат, один, прогнавший из пределов Италии Пирра, другой — усмиритель сабинян, получив на завоёванной земле по семи югеров, которыми наделяли всех подушно, возделывали их столь же усердно, сколь доблестно воевали. Император Диоклетиан, удалившись от суетной власти в родную Иллирию, копал гряды на огороде, сажал плодовые деревья, подрезал лишние ветви большим садовым ножом. Когда его снова позвали на трон, он отказался, сославшись на то, что ему бы с неимоверным урожаем капусты управиться, или репы, как пишет в «Древней истории» Тэффи. Полководец и консул Луций Лукулл известен не только победами и пирами, но садами, которые он заложил на холме Пинчо, где теперь вилла Боргезе и вилла Медичи. Ему приписывают, что это он первым в Европе развёл вишню. На самом деле в его время и вишня, и черешня уже были известны. Скорее всего он привёз вишню из Анатолии, что в Малой Азии. Оттуда же к нам гораздо позже пришёл замечательный сорт Анадольская (от Анадолу — Анатолия по-турецки).

Сельское хозяйство долго было самым главным, обширным, выгодным промыслом и заключалось прежде всего в хлебопашестве.

Церера, «благодатная матерь злаков, упразднила желуди — дикий древний корм, нежную, приятную пищу людям указав». Её атрибуты — хлебные колосья. Древнейшим хлебом была полба — «первая пища древних жителей Лация». Сеяли также озимую и яровую пшеницу, ячмень, просо. Рожь и культурный овёс долго были им неизвестны. Из бобовых растили горох (cicer на латыни, отсюда и Цицерон), бобы, чечевицу. Веррий писал, только занялись по-настоящему земледелием и уже в течение сотни лет Италия превратилась в «сплошной фруктовый сад». Полная вилл Италия стала садом Рима, там жили садовники, а земледельцы — на Сицилии, в Африке и Египте

Агрономы

Неудивительно, что Рим породил этих знатоков земли и растений. Лукреций Кар открыл, что «всё из земли вырастает и кормится ею, и коль дождей не пошлёт в надлежащую пору погода, и если солнце всего не согреет теплом благодатным, то ведь не смогут расти ни деревья, ни злаки». Заметив, что «от ухода за почвой диких растений плоды получались нежнее и слаще», люди «всячески стали обрабатывать милое поле», «отходить заставляли леса на высоты и по долинам места уступать возделанным пашням», виноградникам, рощам олив, садам, полным сочных плодов и ягод.

Катон, тот, который полагал, что «Карфаген должен быть разрушен», опираясь на опыт собственный и опыт сведущих хозяев, написал книгу «Земледелие», хвалил крестьян, создающих богатство и кормящих страну, советовал покупать участки, на которых можно сеять хлеб или пасти скот, с разнообразной почвой, поливным огородом, ивняком, масличным садом, лугом, хлебной нивой, лесом, с виноградником, где лозы вьются по деревьям, лес с деревьями, дающими желуди. Это Катон завещал «иметь большую навозную кучу», это по его завету веками миллионы селян навоз старательно сохраняли, очищали, размельчали, и, кто осенью, кто зимой вывозили. «Умнейший римлянин» Варрон в трактате «Сельское хозяйство» восхищался обликом возделанной, дышащей изобилием земли Италии, осуждал тех, кто послушно выполняет предписания авгуров и гаруспиков, не позволявших, между прочим, делать прививки, грозя, что сколько будет прививок будет сделано, столько молний упадёт на дерево при одном ударе грома. И Варрон, и Колумелла (в толковом 12-томном трактате «О сельском хозяйстве») заявили о важности агрономического образования. Они дали первые календари садовых работ с заметными расхождениями, вызванными различиями места, климата, хозяйств. Колумелла адресуется прежде всего виноградарям, потому окапывает молодые лозы ежемесячно, действует лопатой, пасынкует дважды, а Варрон боронит и пасынкует один раз.

Покровитель муз Меценат внушил поэту Вергилию мысль дать римлянам поэму о земледелии, вот и появились «Георгики». Поэт призывает изучать «когда и какие потребны приёмы», «грубость плодов смягчать уходом», излагает «свойства земли» — «какое в какой плодородье, цвет, и к чему различные почвы пригодней». Черноземную почву легко и на глаз увидать, а вот «мороз окаянный предвидеть заране — трудно». Прежде, чем «взрезать незнакомое поле, надобно ветры узнать и различные смены погоды».

Плиний уверял, что «большинство деревьев научила сажать сама природа — и прежде всего семенами: они падают и, принятые землёй, дают побеги». Практиковались комбинированные посадки — поля обсаживались фруктовыми деревьями, деревья также высаживались редко по нивам на большом расстоянии друг от друга, в оливковом саду часть площади засевалась злаками. Колумелла описывает паровое поле, на котором свиньи кормятся падалицей яблок, груш, слив, инжира (он же — фига, смоковница).

Характерно, что сельская жизнь была в поле зрения не только таких серьёзных авторов, как Вергилий или Цицерон, но, судя по пьесам — «Виноделы», «Сборщик винных ягод», «Рыхление почвы», «Заготовка дров», интересовала даже создателей художественного фарса.

О радости пахоты

Труден и вечен труд земледельца. Бог-отец о том позаботился, «первый искусством пахаря вооружил, к работе нуждой побуждая» (Вергилий). Нужда вынуждала пахать даже победителей, писал Овидий, имея ввиду римский обычай основывать колонии на месте завоёванных городов.

Цицерон признавал, что все его знакомые — римляне и сельские жители, соседи и друзья производят полевые работы: пахоту, сев, жатву. «Это не удивительно, ни один из них не настолько стар, чтобы не рассчитывать прожить ещё год; но они участвуют и в тех работах, которые, как они знают, им самим пользы уже не принесут». «Для другого поколенья дерево сажает», как говорил наш Стаций в «Синэфебах». Любой земледелец ответит без всяких колебаний: «Для бессмертных богов, повелевших мне не только принять от предков, но и передать потомкам». Цицерон уверяет, что и оратором он стал «не в школах риторов, а в аллеях Академии», на виноградниках и в оливковых рощах, что занятие земледелием доставляет ему радость, ибо «наиболее соответствует образу жизни мудреца» и никакая старость ему не помеха. Больше того, он радуется, что его друг Марк Марий, живёт на своей вилле на холме над морем в окружении платановых рощ, с бассейном и маленьким, в старинном вкусе, атрием, — живёт «как подобает человеку, когда покой сочетается с достоинством». Через полторы тысячи лет Леонардо да Винчи напишет: «я ни на миг не перестаю пахать свою борозду».

Боги, надо признать, тоже хорошо потрудились на римской ниве

Это — весьма приличная пара Вертумн (бог времён года, которыми он вертит, как хочет) и Помона (богиня плодов, «начальница садовых овощей»). Суетился также безобидный и даже полезный, но безобразный покровитель садов Приап, которому обычай предписывал быть с косой, палкой или ивовым прутом, чтобы отгонять воров. Весною его бюст украшали цветами, летом венком из злаков, осенью виноградом, зимой — оливками.

Вертумн и Помона - Питер Пауль Рубенс, 1617-1619

Любовь к цветам и деревьям

Итальянцы могут быть и наивными, и верить в Помону или Цереру, в существование земли Берлинцоне, блаженного края, именуемого Живи-Лакомо, где виноградные лозы подвязываются сосисками, а гусь идёт за грош, да ещё с гусёнком в придачу. Но в растениеводстве они знали толк, сад называли «вторым окороком», любили не только полезные, но и красивые растения. Плиний называет три основных сорта яблони, почти 30 сортов груши, а ещё фиги, сливу, каштан, миндаль, абрикос, персик. Овощи и цветы выращивали в садах, позже с ростом спроса их разведение превратилось в самостоятельный промысел. Уже тогда появились переносные парники и застеклённые теплицы для выращивания роз, скороспелых овощей.

Наместник Сирии Луций Вителлий был отозван пришедшим к власти Калигулой. Он уезжал, уверенный, что ему предстоит распрощаться с жизнью. Тем не менее, не забыл прихватить с собой саженцы лучших сортов фиг и фисташек, которые затем распространились по всей Италии. Консул, богач Валерий Азиатик приобрёл сады Лукулла, расширил и улучшил их, превратив в лучший парк Рима. Калигула обвинил его в заговоре и велел казнить, но, учитывая прежние заслуги, предложил самому избрать род смерти. Гордый Азиатик проделал гимнастические упражнения, принял ванну и устроил себе пир. При этом поглядывал на костёр, на котором должны были сжечь его останки. Приказал перенести костёр в сторону, дабы огонь не повредил ветви раскидистых деревьев, ибо он обожал их. После этого распорядился, чтобы врачи вскрыли ему вены.   

Римляне заботились и о том, чтобы места их вечного покоя украшали великолепные могильные сооружения и зелёные насаждения. Богатые строили фамильные склепы, а бедные объединялись, делали взносы и тем обеспечивали себе место в братской могиле. Один из героев романа Петрония «Сатирикон» заказывает себе памятник «по фасаду сто метров, а по бокам двести», собственную статую, где он восседает «с пятью золотыми кольцами на руках» и из кошелька рассыпает в народ деньги. По правую руку «его Фортуната с голубкою», а на цепочке у неё «собачка у ног», венки, сосуды с благовониями. Надо ещё «вырезать на фронтоне мавзолея корабли, на всех парусах идущие», а ещё поставить у гробницы стража, «чтобы к моему памятнику народ по нужде не бегал». Этот богач желает, чтобы «вокруг праха моего были всякого рода плодовые деревья, а также обширные виноградники». При всех причудах, есть в суждениях тех зерно истины — «ибо большая ошибка украшать дома при жизни, а о тех домах, где нам дольше жить, не заботиться».

Винограды Италии

Одним из самых почитаемых богов был Вакх, а в списке праздников значились сразу три винных. Латины гордились своей превосходной лозой, возбуждающей зависть в соседях.

Завоеватели взимали дань с них вином. Говорят, что и кельты перешли Альпы после знакомства с виноградом и винами Италии. Вино употребляли при жертвоприношениях, но существовал особый закон царя Нумы, запрещавший брать для этого вино, полученное из необрезанных лоз. Лучшим считали виноград, пущенный на кроны деревьев. Вергилий сокрушался, что «недообрезал листы у лоз виноградных на вязе». Им подробно описан добрый десяток сортов винограда, «но, чтобы все их сорта перечислить и все их названья, цифр не хватит… число их узнать — всё равно, что песок по песчинкам счесть». Потяжелее почва хороша для хлебов, а лёгкая — для винограда. На Ватиканском поле, например, почва глинистая и виноград на ней рос неважный. Во всяком случае, ватиканское вино считалось самым скверным — «любители уксуса пьют ватиканское». За виноградом следующими по значению шли маслина и смоковница. Было время, когда Рим запрещал разведение винограда и маслин севернее Альп, а сейчас в связи с глобальным потеплением складывается ситуация, когда южнее Альп будет просто невозможно получить качественный виноматериал. 

Девушка, собирающая виноград в окрестностях Неаполя - Карл Павлович Брюллов, 1827

Пейзаж — явление античное

Со дней Руссо, как заметил Павел Муратов в «Образах Италии», «человечество открыло в себе чувствительные струны, которых с тех пор не уставало касаться. Не научившись быть ни более добрым, ни более мудрым, оно приобрело способность замирать в восторге перед красивым видом». Мы заблуждаемся, отказывая в такой способности прежним временам. На самом деле это мы научились глядеть на природу со стороны, а древние сливались с нею в одно целое.

Флора (Весна) или Диана. Фрагмент фрески из Стабий, 1 в. до н.э.

Уже по фрескам Помпей или виллы Ливии можно судить о том, какой интерес питали римляне к пейзажам и сценам в саду. Когда Цицерон говорил о своём доме, то первым делом подчеркнул, что он — «с великолепным открывающимся видом». Представляя своё владение в Тоскане, Плиний Младший оценивает общий вид местности как прекрасный — огромный амфитеатр, широко раскинувшаяся равнина опоясана горами, покрытыми старыми рощами, ниже сплошные виноградники, дальше идут луга и поля, луга в пёстрых цветах и Тибр. Кажется, что «видишь не просто земельные угодья, а картину редкой красоты».

В Италии, как справедливо полагал Пушкин, «все холмы красноречивы». А если к ним добавить Везувий и море, то, каждый согласится — «Увидеть Неаполь и умереть!» А ещё пейзаж Италии, как говорится в описании её государственного герба, характеризуют оливковая и дубовая ветви. А ещё — всё то, что создано умом и руками человека. Цицерон заметил, между прочим, что «нет ничего красивее хорошо возделанного поля». Красноречиво описывает цветущий луг Боккаччо и уверяет, что картина эта и окружение из апельсинных и лимонных деревьев, отягчённых плодами и цветами, «не только давали прелестную тень глазам, но доставляли удовольствие и обонянию».

Что ищем мы в стране далёкой

Италия — страна богатейшей истории, культуры, природы, прекрасных людей, которые не просто живут, а, как и должно бы, наслаждаются жизнью. Это родина великих мастеров, одних гениев Возрождения не перечесть. Ни один другой народ не дал столько великих художников и скульпторов, архитекторов, композиторов, певцов. Вот и прибыл туда прежде нас, ещё в 1474 году русский посол Семён Толбузин в поисках опытного архитектора для восстановления Успенского собора в Кремле. И нашёл Аристотеля Фьораванти. Через 13 лет пригласили Пьетро Солари, который построил 6 башен Московского Кремля, в т. ч. Спасскую, Боровицкую.

История и культура Италии стали достоянием всего человечества, потому она, как справедливо писал Джордж Байрон, «не может быть чужой для представителей других народов». Великое множество наших людей, как писал А. С. Пушкин, пустились «по прихоти своей скитаться здесь и там, дивясь божественным природы красотам». Среди них — царевич Алексей Петрович, Елизавета Тараканова, братья Демидовы, архитектор Львов, княгиня Дашкова, великий князь Павел Петрович, княгиня Волконская. Там подолгу жили и работали художники Брюлов, Кипренский Щедрин, Иванов, поэты и писатели — Батюшков, Баратынский, Козлов, Гоголь.

Невозможно даже назвать всех, а уж пересказать их восторги по поводу «родины неги, славой богатой», «роскошно-вегетативной жизни», «сверкающего неба Авзонии», тем более. Нашлись, правда, и недовольные. Фонвизин трижды посетил и нашёл, что «образ жизни итальянской — свинский» и «скучнее Италии нет земли на свете». Бунин остался зол на Италию «из-за наших эстетствующих болванов». Но они не в счёт, равняться будем на Александра Сергеевича, который хоть так до Авзонии и не доехал, но столько о ней знал, мечтал и так сумел о том сказать. Пусть его пример нас вдохновит знать не только анекдоты от Ромула да помнить из «Энеиды» два стиха, и нам, как ему, захочется увидеть «адриатические волны» и Бренту, скромную речку длиною всего 174 км, впадающую в Венецианский залив.

Ещё о пользе путешествий. Подобно нам и миллионам других туристов англичанин Эдуард Гиббон в 1764 году посетил Апеннинский полуостров и был глубоко впечатлён присутствующей на каждом шагу античностью. Когда он бродил по развалинам храма Юпитера у него возник замысел написать историю Рима. И он его осуществил, создав капитальную «Историю упадка и крушения Римской империи», объясняющую причины той «ужасной революции», нашествием варваров, ослаблением военной мощи и отрицательными последствиями принятия христианства. Читатель, не без тревожного любопытства, вправе спросить, не могут ли подобные бедствия вновь обрушиться на Европу? История отвечает, что подобное случалось в мире не один раз. Тем не менее, воодушевляет нас Гиббон в заключении, хоть «варвары и ниспровергли и римские законы, и римские дворцы», но «коса — это изобретение или эмблематическое изображение Сатурна — не переставало ежегодно косить жатву в Италии». Последующие за первыми завоевателями поколения вандалов «наслаждались банями и садами, которые им доставило мужество их отцов». Так будет и на этот раз.

Поехали!

Вот лишь несколько картинок садовой жизни Италии, но и они убеждают, насколько прав был Яков Полонский, который, написав фразу: «Что значит Рим и все преданья, обломки славы мировой», поставил в конце не вопросительный, а восклицательный знак!

Вергилий с «Георгиками» спешил, сетовал, что «ограничен объёмом» и об остальном умолчит, предоставит рассказать другим. Гораций был строг: «Чему бы ты не учил, будь краток». Собранные мною в поездках и библиотеках материалы о «Ландшафтах и садах Италии» никак не умещаются в один даже большой мешок. Интересные темы скорее обозначены, чем раскрыты. Средние века, новое и новейшее время безмолвствуют. Знаю, что и уважаемому В. А. Горохову, автору монументальной книги «Виллы Италии», 664 страниц оказалось мало. Вот и доводится сокращать, урезать, утрясать. Такое уже было у Варрона, на что Квинтилиан сказал: «Написал он так много (почти сто томов), что вряд ли найдётся человек, который смог бы всё это прочесть».

Автор: